Артур Кларк - Песни далекой Земли [сборник]

Тем временем перерожденные, убежденные в исключительности своей роли, слали на Сириус молитвы и славословия. Они даже заявляли, что, поскольку бог создал Эйнштейна, а не наоборот, они не будут ограничены скоростью света. Их беседе не станет мешать семнадцатилетняя задержка во времени.

Обнаружение Кали прогремело для перерожденных как откровение. Теперь они знали свою судьбу и были готовы оправдать свое имя.

На протяжении как минимум века мало кто из образованных людей верил в воскрешение, и пророчица Фатима Магдалина благоразумно обходила эту тему. Перерожденные говорили, что теперь, когда мир движется к концу, пора серьезно отнестись к идее загробной жизни. Они могли гарантировать выживание, за определенную цену, разумеется.

Миллионы людей уже планировали эмигрировать на Луну или на Марс, но обе колонии уже устанавливали квоты, чтобы не допустить истощения своих ограниченных ресурсов. В любом случае этим путем к спасению мог воспользоваться лишь малый процент человеческой расы.

Перерожденные предлагали нечто гораздо более многообещающее, не просто безопасность, но бессмертие.

Они объявили, что достигли одной из давних целей виртуальной реальности, могли полностью записать человеческую личность, все прижизненные переживания и генетическую карту тела, которое их испытало, в каких-то десять в четырнадцатой степени битов памяти. Но воспроизведение, то есть воскрешение в буквальном смысле, требовало еще десятков лет исследований. Если и имело смысл проводить эти эксперименты, то завершить их до прибытия Кали не представлялось возможным.

Но это неважно. Перерожденные уже получили заверения бога. Все истинно верующие могли спроецировать себя в виде луча, направленного на Сириус, через передатчик, построенный на обратной стороне Луны. На другом конце их ожидал рай.

На этом улетучивались последние сомнения большинства слушателей во вменяемости перерожденных. Несмотря на неоспоримые технологические изыски, они, несомненно, были столь же безумны, как и все остальные милленаристы[61], которые с однообразной регулярностью обещали спасти только и исключительно своих последователей, когда на следующей неделе во вторник мир придет к своему концу.

С этого момента к перерожденным стали относиться как к дурной шутке; их выходки больше не заботили людей, которые были обеспокоены куда более серьезными вопросами.

Это была вполне понятная ошибка, причем роковая.

Руководители верфей Деймоса утверждали, что строят эти корабли километрами, а покупатель отрезает ту длину, которая ему нужна. Конечно, большинство их изделий отличались принципиальным фамильным сходством, и «Голиаф» не составлял исключения.

Его основой служил одиночный, треугольный в сечении лонжерон ста пятидесяти метров в длину и пяти по каждой грани. Любому инженеру, родившемуся раньше двадцатого века, он показался бы на редкость хрупким, но нанотехнология, которая выстроила этот каркас буквально по отдельным атомам углерода, придавала ему прочность в пятьдесят раз более высокую, чем у самой крепкой стали.

На этом хребте из искусственного алмаза крепились различные модули, которые и составляли «Голиаф». Большинство из них легко заменялось. Сферические водородные цистерны, выстроенные вдоль трех сторон лонжерона словно горошины, только не внутри, а снаружи стручка, заметно превышали по размерам все остальное. По сравнению с ними командный, обслуживающий и жилой модули у одной оконечности корпуса, силовая и двигательная установки — у другой казались второстепенными пристройками.

Когда Роберта Сингха назначили командовать «Голиафом», он рассчитывал на безмятежные, по возможности, даже скучные несколько лет космической вахты, перед тем как выйти на пенсию и окончательно обосноваться на Марсе. Хотя ему было всего семьдесят, он явно начинал сдавать. Размещение на базе в точке Лагранжа L4, в шестидесяти градусах впереди по движению Юпитера, должно было стать практически сплошным отпуском. Все, что ему придется делать, это угождать пассажирам, астрономам и физикам, пока те будут вести свои бесконечные эксперименты.

Так сложилось потому, что «Голиаф» принадлежал к классу исследовательских судов и, соответственно, получал финансирование из планетарного научного бюджета. Как и «Геркулес», находившийся в миллиарде с четвертью километров поодаль, в точке L5. Вместе с Солнцем и Юпитером, два корабля образовывали гигантский ромб, который, не меняя формы, совершал вокруг Солнца один оборот в течение юпитерианского года, состоявшего из четырех тысяч трехсот тридцати трех земных дней.

Корабли связывались посредством лазерных лучей, длина которых была известна с точностью до одного сантиметра, и, таким образом, в совокупности представляли собой идеальную базу для ведения всевозможной научной работы. При помощи приборов «Голиафа» и «Геркулеса» можно было узнать и о возмущениях в пространстве-времени, вызванных столкновением черных дыр, и о достижениях космической техники сверхцивилизаций, и бог знает о чем еще. Поскольку приемные устройства обоих кораблей могли быть связаны воедино, образуя радиотелескоп фактически более миллиарда километров в диаметре, они уже сумели с беспрецедентной точностью нанести на карту отдаленные участки Вселенной.

Не пренебрегали на борту «троянских близнецов» и ближайшими окрестностями, где расстояния мерялись всего лишь миллионами километров. Исследователи наблюдали сотни астероидов, попавшихся в эту обширную гравитационную ловушку, и осуществляли короткие вылазки на ближайшие из них. За несколько лет о составе этих малых тел было выяснено больше, чем за три столетия, прошедших с момента их открытия.

Будни, лишенные событий, нарушаемые лишь сменой персонала да регулярными возвращениями на Деймос для осмотра и модернизации оборудования, длились вот уже тридцать лет. Мало кто помнил, для какой цели были изначально построены «Голиаф» и «Геркулес». Даже их экипажи редко отдавали себе отчет в том, что они несут караульную службу, как часовые, три тысячи лет назад стоявшие в дозоре на продуваемых ветрами стенах Трои. Но эти люди ожидали такого врага, о котором Гомер не мог и помыслить.

Хотя нынешний пост капитана Сингха, равноудаленный от Солнца и Юпитера, считался самым уединенным местом работы в Солнечной системе, капитан редко чувствовал себя одиноко. Он часто сравнивал свое положение с тем, в котором находились великие мореплаватели прошлого, к примеру Кук и несправедливо оклеветанный Блай[62]. Они месяцами, а то и годами не имели связи с родным краем и семьями, были вынуждены жить в переполненных помещениях, в антисанитарных условиях, в постоянном присутствии горстки товарищей-офицеров и большого количества малообразованных и зачастую мятежно настроенных матросов. Даже помимо таких внешних опасностей, как штормы, скрытые мели, действия неприятеля и враждебность туземцев, жизнь на корабле в прежние времена, должно быть, близко напоминала ад.